Только по сути

Мечтал быть спортсменом. Все детство я занимался большим теннисом и получал разряды в ЦСКА, но всегда мечтал стать футболистом. У меня в раннем детстве была травма головы, несовместимая с любыми контактными видами спорта. Так я попал в большой теннис. А в футбол я играл за команды школы, пионерского лагеря, заводские (в 16–17 лет). Если бы я мог стать футболистом, стал бы. Это была мечта. О том, чтобы стать юристом, я никогда даже не думал. Спорт люблю до сих пор. Заниматься нравится стрельбой и сноубордом. Смотреть люблю американский футбол. Обожаю его.

Принял решение стать юристом, сидя на подоконнике в военной части. До дембеля оставалось три месяца, и я выбирал между социологией, журналистикой, психологией и юриспруденцией. Экономику в расчет не брал, потому что тогда все шли на бухучет и экономику. Я выбрал юриспруденцию исключительно из практических соображений. Мне хотелось хорошо зарабатывать. Социология, журналистика или психология — все это очень интересно, но денег я там не видел. Мы с семьей не нуждались, но и не очень хорошо жили в плане достатка. Для меня это имело значение, и мне хотелось поменять что-то. Я выбрал юриспруденцию.

Был сложным подростком. Участвовал в фан-движении ЦСКА, ездил на выезды и с футбольной, и с хоккейной командами. Дрался при запрете на контактные виды спорта. На драки же справки не выдают. Меня несколько раз пытались выгнать из школы. Заступались учителя по математике, физике и истории. Был период, когда директор меня встречал на пороге школы до начала уроков и провожал в кабинет на утреннее наставление.

Никогда снова не выбрал бы юриспруденцию. Или вообще гуманитарные профессии. Я хорошо учился по математике и физике, участвовал в олимпиадах. Я бы занимался с помощью этой профессии.

На юрфаке мне понравилось. Как мне тогда казалось, в юриспруденции есть логика. Это было мне по душе. Мне нравилось, что есть возможность высказываться, защищать свою позицию. Из-за спорта соревновательности и жажды победы во мне было через край. Жаркие споры, которые разворачивались на семинарах, мут-кортах, дебатах, меня заводили.

Псевдонаучность меня и тогда раздражала. Люди, мало погруженные в реалии, которые рассуждают о высоких материях, — я сейчас о наших профессорах — вот это мне не нравилось. Там, где можно сказать двумя фразами, люди говорили абзацами и страницами. Путано и заумно. Это всегда мне претило.

Криминалистику я просто ненавидел. И получил уверенные два балла за то, что сказал прямо на экзамене, что я вообще не понимаю, как она попала в программу юридического вуза, ведь это абсолютно неюридическая дисциплина. Фотографирование трупа в снегу и после оттаивания мало имеет отношения к праву. Когда это специально преподают в прикладных вузах — это одно, а нам это зачем? Скрипя зубами, пришлось выучить учебник и исправить свою двойку. Мой идиотский максимализм. Тихой сапой мог по-студенчески проскочить. Нет, мне принципиально надо было заявить преподавателю в лицо, что его деятельность в МГУ бессмысленна. С третьего раза удалось пересдать на четверку. Закончил с красным дипломом, и это была моя единственная четверка за все годы обучения.

Нынешние студенты инфантильны. Это мое ощущение. Оно вообще касается поколения 20-летних. Тогда мы были голодными, мы были людьми советского времени, которым открылись все двери, которые удивились этому, вдохновились и загорелись. Мне кажется, мы были более земные, взрослые. Это не отрицает романтику и идеалы. Но в нас было больше реальности, больше жизни, больше осознания, чего хотим, чем готовы жертвовать, к чему стремимся. Желания и огня было больше. Сейчас я, к сожалению, в большинстве мальчиков и девочек этого не вижу. Они инфантильные и меланхоличные.

Из моих сокурсников мало кто остался в профессии. Моя самая близкая сокурсница — мой партнер по Forward Legal Ольга Ренова. Фактически я встретил свою профессиональную судьбу в университете в одной группе. Я, конечно, очень рад, что мы подружились и у нас совпали и жизненные принципы, и интересы, и взгляды на профессию. Это знаковая встреча для меня.

Честность — слишком высокопарное слово. В юридической профессии я в нее не верю и таким словом не оперирую. Предпочитаю руководствоваться принципами принятия решений, которые озвучиваю коллегам по компании и клиентам, и следую им. Например, я не буду делать проект, если не смогу довести его до практического воплощения, до результата. Я просто не буду это делать. О чем скажу клиенту, объяснив свою позицию. Людей, гоняющих воздух за большие деньги, на юридическом рынке достаточно и без меня.

Если мы видим, что у клиента нет ясного понимания того, как наша работа повлияет на его жизнь или жизнь его бизнеса, мы помогаем ему это осознать. Иногда в результате обсуждения выясняется, что наш выигрыш в суде мало что изменит для клиента, но он потратит деньги, время и нервы. Мы его спрашиваем: зачем? И чаще всего он говорит: «Вы правы, не надо». Зато потом он нас рекомендует своим друзьям или коллегам, потому что мы единственные, кто на входе ему все сказали как есть. И поставили правильные вопросы, над которыми стоит поду- мать, прежде чем нанимать юристов. Нередко он еще раз приходит, но уже с более реалистичной и достижимой задачей, где действительно нужна и полезна наша помощь. Мне это нравится. Считаю, так и надо работать с клиентом, и не изменю этому подходу никогда.

Главное качество современного юриста? Cамовлюбленность. Это то, что я вижу и здесь, и в Америке, и Англии, и везде, где бы я ни работал над клиентскими проектами. Чего не хватает? Быть «дуером» Не знаю, как лучше перевести с английского слово «doer», просто хотел сказать об умении быть «реализатором». Уметь на практике реализовывать свои советы.

Главный дефицит юридической профессии? Эмпатия. Для меня именно это — самое главное. Независимо от того, представляешь ты компанию или человека, ведешь гражданское или уголовное дело, пишешь контракт или устав. Сопереживать тому, для кого ты это делаешь, невозможно без понимания целей и того, как твоя работа будет встроена в жизненный контекст реального человека или компании. Если ты вовлекаешься эмоционально и сопереживаешь, к этому приложится абсолютно все. Ты будешь работать до последнего, биться, искать варианты.

Юристам полезно проигрывать. Это ставит их на место и заставляет переживать. Хотя бы за себя. Рынок полон холодных истуканов в дорогих костюмах. И у них, и у нас.

Нас не любят. На взгляд обывателя, юридическая профессия по-прежнему остается денежной и престижной. Для акционеров и топ-менеджмента она как была сервисной, так и остается, и это правильно. Но она воспринимается как плохой сервис. Так было и так будет, если мы не поменяемся. Нас нанимают от безысходности. Просто потому, что кто-то должен заниматься юридическими рисками. Я за свою жизнь провел два больших соцопроса среди топов и владельцев бизнесов: первый — в Delcredere, второй — в Forward Legal. Разница между ними составляет шесть лет. Результаты — одни и те же. Большинство бизнесменов и топов не любят юристов, мирятся с их существованием из-за необходимости работы с юридическими рисками. Набор стандартный: непрактичные, нечестные, непонятные, закрытые, высокомерные и т. д. Мы крайне редко спрашиваем неюристов, которые нас нанимают: наша работа вам нравится? Что мы делаем не так? Что мы должны делать лучше? Если отважимся и спросим, будет чему подивиться.

Мы очень закрытый цех. Ходим по собственным форумам и конференциям и отражаемся друг в друге, как в зеркалах. Это очень мешает развитию. Другие сервисные корпорации (финансисты, маркетологи, hr-специалисты, айтишники), на мой взгляд, в силу разных причин гораздо более открыты к переменам. Лучше слышат бизнес и быстрее развиваются. Они больше соответствуют бизнес-задачам XXI века.

Считаю, что уровень профессии падает. На мой взгляд, поколение юристов 90-х и начала 2000-х было сильнее, чем то поколение, что училось в середине 2000-х или заканчивало в 2010-х. Юристы-руководители, не важно, руководители юрдепов или партнеры юрфирм, должны больше заниматься развитием человеческого ресурса. Людьми надо заниматься. А не legal tech. Хайп вокруг новых технологий и роботов — это весело, но нашим клиентам и работодателям не до будущего. Работу надо делать сегодня.

Юриспруденция   —   это   вообще о фактах, доказательствах, общении со специалистами и наблюдении за процессами, а не о копании в правовых базах. А юристы и там, и здесь очень любят сидеть перед монитором. Писать контракт надо не за своим компьютером, а в том подразделении, для кого ты пишешь контракт. Ты должен знать, как эти, условно, контейнеры перевозятся. Ты должен видеть все эти процессы. Ты должен пройти от грузчика до начальника отдела логистики, чтобы написать логистический контракт. Кто же так делает? Гораздо комфортнее это делать на рабочем месте с кофЭ, любимой музыкой в ушах, и системность — мифы о юридической профессии. «Консультант+». Там есть сформированные лекала. Внесем изменения небольшие, отредактируем, заполним реквизиты сторон, и в принципе контракт готов. То же с судами. Подготовка к суду — это прежде всего беспристрастный сбор фактов. Потом сбор доказательств. И только в самом конце подготовка правовой позиции на основе собранного. Собранного лично. А не состряпанного с чьих-то слов, наполовину додуманного, местами предположенного из трех бумажек, которые соблаговолил прислать сотрудник клиента спустя неделю после запроса.

Любовь к дисциплине и точности мне очень мешает в работе. Точность и системность — мифы о юридической профессии. Я сейчас говорю о профессии worldwide. Забавно, что если бы давал это интервью лет пятнадцать назад, то говорил бы исключительно о российских юристах. Потому что тогда я еще носил розовые очки, глядя на наших зарубежных коллег. У меня уже были к тому моменту разочарования, но я их списывал на «исключения из правил». Эти розовые очки сползали мне на нос долго. Но сейчас, видимо, упали окончательно. Бардак, ошибки, забывчивость, неразбериха, срывы дедлайнов, неотвеченные письма свойственны и российским, и зарубежным юристам в равной степени, на мой взгляд. Как я понимаю, большинство юристов воспринимают себя как людей творческих. Со всеми вытекающими для заказчиков их работы последствиями…

Любовь к фактам и доказательствам — это то, что я прививаю в компании. Очень много слов, воды, но очень мало ответов на конкретные вопросы: как было, что было, какие у вас есть бумаги? Это ваше предположение или вы это видели? Вы это сами слышали или вам кто- то об этом рассказал? Через все это тяжело пробираться, но искать и за- давать вопросы — это и есть настоящая профессия судебного юриста.

Я учу ребят не предполагать. Моя любимая   английская   поговорка — «Never assume». Она имеет скабрезную непечатную расшифровку, но очень точную. Адвокаты Forward Legal все ее знают. Только факты, факты, факты. «Я думал», — это худшее, что можно услышать из уст юриста. «Мне казалось», «я предполагал»…

По   жизни   меня   легко   вывести из себя. Я просто научился это скрывать в отношениях с клиентами. Десять лет занимаюсь с психологом. Каждый вторник сижу по полтора часа в его кресле. Куда-то надо выносить весь негатив, что собираю с клиентов и сотрудников за неделю. Предпочитаю делать это систематически и осознанно.

Главный конфликт, который преодолеваю всю жизнь, — между эмоциональностью и разумом. Я человек очень горячий. Несмотря на многолетние усилия, думаю, что эмоции пока все равно превалируют. С клиентами меня вывести из себя тяжело, но можно. У меня были ситуации, когда я срывался. Сожалею об этом.

В человеке меня может разочаровать пустота. Это когда ты вдруг понимаешь, что все, что в нем или в ней есть, — это, например, начитанность, красивый костюм или блестящая карьера. И больше ничего. С этого момента человек для меня как бы перестает существовать. Я не обижаюсь, просто он мне неинтересен.

Мотивация деньгами со мной не работает. Я всегда хорошо зарабатывал своей профессией. Мне нравится заниматься этим делом, мне нравится, что оно приносит мне хороший доход. И больше денег мне не надо. Меня не раз приглашали на разные неюридические управленческие позиции в достаточно крупные компании, и каждый раз я говорил одно и то же: я не могу себе представить сумму, которая заставит меня надеть костюм, сесть в 600-й «мерседес», начать ходить на совещания и зависеть от графика владельца бизнеса. Это не мое. Я допускаю, что могу уйти из профессии в другую сферу, но только если мне станет дико интересно. Деньги будут на втором месте.

Forward Legal для меня не машинка для зарабатывания денег. Для меня перезапуск Delcredere в 2009 году и создание потом Forward Legal — это личные проекты   на   интерес в первую очередь и только потом зарабатывание денег. Когда я был один, я зарабатывал гораздо больше. Отвечал сам за себя и был очень востребован. Но развивать компанию и делать бренд гораздо интереснее.

Раньше мне казалось, что смогу предусмотреть, проконтролировать, сформировать свою жизнь. Благодаря регулярной работе с психологом, я перешел из разряда людей, которые думают, что формируют свою жизнь, в разряд людей, которые прислушиваются к внутреннему голосу, говорят на любые события — к лучшему, и ищут в поражениях возможности.

Не являюсь фаталистом. Слишком твердо стою на ногах, чтобы быть мистиком. Но мне нравятся случайности в жизни. Человеку, который привык все контролировать, отдаваться случайностям хоть и страшно, но увлекательно. И сейчас я больше об этом.

Я очень люблю жизнь. Наверное, это мой единственный роман. Мне нравится. Я тащусь.

Чего не прощаю? Пустой траты времени. Точка.

скачать pdf-версию статьи