Только по сути

В апреле 2022 года Судебная коллегия по экономическим спорам ВС РФ[1] рассмотрела спор в деле о банкротстве ООО «Меттрейд» (далее – Меттрейд), в рамках которого кредитор требовал исключить из конкурсной массы объекты недвижимости, на которые было обращено взыскание в исковом производстве по долгам бенефициара Меттрейд. Само дело о банкротстве чем-то особенным не выделяется, фабула же интересующего нас спора следующая.

Кредитором выступала некоммерческая организация «Фонд промышленных активов» (далее – Фонд), которая была признана потерпевшей стороной в уголовном деле в отношении бенефициара Меттрейда, осужденного за мошенничество. Фонд в уголовном деле предъявил гражданский иск к бенефициару, а суд для обеспечения иска арестовал объекты недвижимости, принадлежащие Меттрейд. В последующем был вынесен обвинительный приговор и удовлетворен гражданский иск, а постановлением Московского городского суда сняты аресты с экзотичной формулировкой «запретить использование указанного имущества для иных целей, не связанных с обращением взыскания в рамках вышеуказанного исполнительного производства». Так Фонд приобрел «суперсилу» и, возмутившись включением этого имущества в конкурсную массу Меттрейда, потребовал его оттуда исключить.

Суды разошлись в оценке того, как разрешить заявленное ходатайство. Суд первой инстанции посчитал его подлежащим удовлетворению, поскольку в отношении спорного имущества принят судебный акт, вступивший в законную силу и ограничивающий использование указанного имущества для иных целей, не связанных с обращением взыскания. Конкурсные кредиторы, в том числе налоговая, естественным образом не согласились с таким подходом, отмечая, что спорное имущество не принадлежит осужденному, с момента введения конкурсного производства все аресты снимаются и вообще непонятно, какое отношение имеет осужденный к Меттрейду.

Апелляция[2] и окружная кассация[3] прислушались к указанным доводам, определение суда отменили. Суды пришли к выводу, что из конкурсной массы может быть исключено лишь имущество, принадлежащее другому лицу, либо имущество, перечисленное в п. 2 ст. 131 Закона о банкротстве[4]. Из материалов дела следует, что право собственности Меттрейда на имущество оспорено не было, в связи с чем конкурсный управляющий правомерно включил его в состав конкурсной массы. Более того, суды обратили внимание на недопустимость установления особого режима имущественных требований к должнику, возможность их удовлетворения в особом порядке, поскольку это лишает кредиторов равных правовых возможностей.

Идеи «всеобщего равенства» не пришлись по душе Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ, которая отменила постановления апелляции и окружной кассации, оставила в силе определение суда первой инстанции, указав:

• суд общей юрисдикции не только снял арест с имущества общества, но и определил его дальнейшую судьбу, указав на то, что на данное имущество может быть обращено взыскание исключительно для удовлетворения требования фонда;
• выводы апелляции и окружной кассации означают, по сути, преодоление требования об обязательной силе постановления суда общей юрисдикции, что противоречит ч. 1 ст. 6 Закона о судебной системе РФ[5];
• право на судебную защиту не предполагает возможность выбора заинтересованным лицом по своему усмотрению любых способов и процедур. Законность и обоснованность судебного постановления суда общей юрисдикции могли быть проверены вышестоящими судами общей юрисдикции по жалобам заинтересованных лиц, полагающих, что данное постановление создало необоснованные препятствия для включения имущества в конкурсную массу, а не путем разрешения арбитражным судом, рассматривающим дело о банкротстве, возражений о неприменении названного постановления.

Иными словами, по мнению судебной коллегии, обязательность судебных постановлений имеет безусловный приоритет по сравнению с принципами неприкосновенности собственности, равенства кредиторов. Если доводить до абсурда, то чтобы бы не написал суд в другом деле, арбитражный суд и стороны связаны этим до тех пор пока не будет оспорено это постановление. При этом, судя по всему, совершенно неважно, участвовали ли заинтересованные лица при рассмотрении дела в суде общей юрисдикции или нет, обязательность универсальна.

Рассматриваемое постановление не может не вызывать вопросов, хотя торжеством всего публичного над всем частным сейчас никого не удивишь. Тем не менее, обсуждение этих вопросов полезно, прежде всего, в контексте тех проблем, которые были подсвечены ВС РФ, понимания их причин и оценки последствий тех решений, которые в конечном итоге будут влиять на формирование практики. Применительно к делу Меттрейда таких вопросов как минимум три.

Переходя к обсуждению первой проблематики, нужно сказать, что сама по себе обязательность судебных актов не вызывает никаких сомнений, здесь спорить не о чем. Вопросы начинают возникать в пограничных ситуациях, например, какие именно обстоятельства, установленные в одном деле, обязательны при рассмотрении другого; как быть в ситуации конкуренции судебных актов, где суды дали разную оценку одним и тем же обстоятельствам; должен ли суд учитывать обстоятельства, установленные в заведомо неправосудном судебном акте или содержащем явную ошибку.

Нельзя сказать, что проблема конкуренции судебных актов является новой для судебной практики или науки. Даже применительно к сфере банкротства эти вопросы неоднократно поднимались. Так, в п. 28 постановления Пленума ВАС РФ № 35[6] разъяснено, что, если будут вынесены и определение по результатам рассмотрения требования в деле о банкротстве, и решение суда в рамках искового производства, то в случае противоречия этих судебных актов суд руководствуется принятым в рамках дела о банкротстве судебным актом.

В самом постановлении какого-то объяснения почему это должно решаться именно так – нет, но в одной из публикаций утверждается, что соответствующие разъяснения направлены на сохранение стабильности в установленных судебным актом правоотношениях и пресечение возможных злоупотреблений[7]. Хотя это по-прежнему не отвечает на вопрос, почему один судебный акт более обязательный, а другой менее.

В 2016 году проблема конкуренции судебных актов была поднята в деле об оспаривании договора долевого участия в строительстве заключенного дольщиком с ЗАО «РосРегионы». Сделка была оспорена в деле о банкротстве застройщика и одновременно оспаривалась в исковом производстве. Судебная коллегия по гражданским делам ВС РФ, в том числе, проверяла допустимость пересмотра в исковом производстве обстоятельств, установленных в деле о банкротстве и, отклоняя кассационную жалобу одного из ответчиков, указала[8]:

• ни одна из сторон не может требовать пересмотра окончательного и вступившего в законную силу решения только в целях проведения повторного слушания и принятия нового решения. Полномочие вышестоящего суда по пересмотру дела должно осуществляться в целях исправления судебных ошибок, неправильного отправления правосудия, а не пересмотра по существу. Отступления от этого принципа оправданы, только когда являются обязательными в силу обстоятельств существенного и непреодолимого характера;
• правовая определенность предполагает уважение принципа недопустимости повторного рассмотрения однажды решенного дела. Акт суда, который уже вступил в законную силу, может быть изменен или отменен лишь в исключительных случаях, когда в результате ошибки, допущенной в ходе предыдущего разбирательства и предопределившей исход дела, существенно нарушены права и законные интересы, защищаемые в судебном порядке, которые не могут быть восстановлены без устранения или изменения ошибочного судебного акта.

Примечательно, что в этом деле ни о каком безусловном следовании принципу обязательности судебных постановлений не идет речи. Гражданская коллегия использовала довольно мягкие формулировки, предусматривающие исключения в особых случаях: «в силу обстоятельств существенного и непреодолимого характера», «в результате ошибки».

Судебной практике известны случаи отступления от формального принципа обязательности судебных актов. Например, в деле о банкротстве ООО «Кастом Кэпитал Групп» суды так и не включили в реестр хитрого кредитора, который «просудил» долг в суде общей юрисдикции при наличии ранее принятого решения арбитражного суда, где сделки, лежащие в основании этих требований были признаны ничтожными. Конкуренцию двух противоречащих друг другу судебных акта очень куртуазно разрешила Судебная коллегия по экономическим спорам ВС РФ, которая указала[9]:

• при наличии противоречивых выводов об обстоятельствах дела, изложенных во вступивших в законную силу судебных актах арбитражного суда и суда общей юрисдикции, при разрешении спора суд не может ограничиться формальной ссылкой на результат рассмотрения спора по одному из данных дел;
• в рамках второго дела суд общей юрисдикции не опроверг выводы арбитражного суда о транзитном характере движения денежных средств внутри группы лиц. Суд общей юрисдикции ограничился лишь формальным набором доказательств и констатацией фактов заключения договоров и совершения платежных операций, то есть в условиях, когда обязательства сторон были столь сложно сконструированы, не установил всю совокупность отношений сторон;
• в отличие от Пермского краевого суда арбитражный суд в рамках первого дела полно и всесторонне определил отношения сторон, вникнув в суть совершенных сделок. При таких условиях между судебными актами отсутствовала подлинная конкуренция: выводы по второму делу, рассмотренному судом общей юрисдикции, не могли противопоставляться и опровергать выводы, к которым пришел арбитражный суд в первом деле.

Приведенное дело крайне рельефно демонстрирует, что обязательность судебных постановлений не является догмой, а в практике мыслимы ситуации, требующие отступления от этого правила.

Применительно к делу Меттрейда мы не наблюдаем какой-либо попытки осмысления со стороны суда, почему в угоду обязательности судебных постановлений приносятся в жертву другие принципы, на которых базируются частноправовые сферы регулирования, насколько этот принцип является безусловным, не подразумевающим никаких исключений.

Нам представляется, что обязательность постановления о снятии ареста, где попутно разрешен вопрос о праве, вызывает серьезные сомнения. Презумпция достоверности сведений о правах, содержащихся в ЕГРН, предполагает их оспаривание путем предъявления вещно-правовых притязаний, по результатам рассмотрения которых суд констатирует наличие или отсутствие права у стороны. Сведений о том, что право собственности Меттрейда в установленном законом порядке было оспорено, постановление ВС РФ не содержит. Если бы, например, компетентный суд принял решение о признании права собственности за бенефициаром или истребовании этого имущества из незаконного владения Меттрейда, то с логикой суда можно было бы согласиться. Но опять-таки сведений о наличии такого судебного акта, принятого в другом деле, нет. Само по себе наложение ареста на чужое имущество в рамках уголовного дела формально не запрещено, но это не влечение прекращение или переход права собственности.

С вопросом конкуренции судебных актов и делом Меттрейда тесно связана другая широко известная проблема ареста имущества должников-банкротов в уголовных делах. Как обоснованно отмечала налоговая в деле Меттрейда, введение конкурсного производства в силу ст. 126 Закона о банкротстве подразумевает снятие любых ранее наложенных арестов на имущество должника. Никаких изъятий для арестов, наложенных в уголовных делах, это правило не содержит. Более того, Конституционный Суд РФ еще в 2011 году специально исследовал этот вопрос о соотношении ч. 3 ст. 115 УПК РФ с абз. 9 п. 1 ст. 126 Закона о банкротстве и недвусмысленно указал на недопустимость подмены частноправовых способов разрешения спора об имущественных правах публично-правовыми способами, ставящими отдельных конкурсных кредиторов в привилегированное положение лишь в силу их признания также субъектами уголовного судопроизводства[10].

Казалось бы, что в деле Меттрейда достаточно было применить эти разъяснения Конституционного Суда РФ, ведь ситуации очень похожи, однако тонкие ценители прекрасного сразу же возразят, заметив, что такие веяние ныне не в моде. И действительно, несмотря на разъяснения Конституционного Суда РФ, в практике ничего не поменялось. Более того, на уровне ВС РФ сформировалась позиция о том, что арест может быть отменен только в рамках уголовного дела либо путем обжалования соответствующего постановления суда общей юрисдикции, в соответствии с которым он ранее наложен[11].

Дальнейшее развитие эта практика получила в споре конкурсного управляющего ООО «ЦентрСнаб» с ГИБДД МВД по РТ, которое отказалось погашать записи об арестах и запретах на совершение регистрационных действий с транспортными средствами должника. Судебная коллегия по экономическим спорам ВС РФ провела глубокий анализ ст. 126 Закона о банкротстве и пришла к следующим выводам[12]:

• решение арбитражного суда о признании должника банкротом и об открытии конкурсного производства само по себе не является актом, отменяющим ранее наложенные аресты на его имущество. Такое толкование противоречило бы содержанию данной нормы, при формулировании которой законодатель применил слово «снимаются», а не «признаются отсутствующими» или что-либо подобное;
• снятие ареста должно быть осуществлено уполномоченным органом или должностным лицом, которыми наложен арест на имущество и введены соответствующие ограничения (запреты). Иной подход к толкованию приводил бы к необязательности информирования уполномоченного органа или должностного лица о наличии такого основания для снятия ареста с имущества должника и, как следствие, препятствовал бы им правильно осуществлять дальнейшие действия в отношении должника и его имущества, арест которого, например, может быть связан с необходимостью обеспечения публично-правовых целей уголовного судопроизводства.

Примечательно, что даже приведенное Постановление Конституционного Суда РФ от 31.01.2011 № 1-П не осталось забытым и судебная коллегия разъяснила, что абз. 9 п. 1 ст. 126 Закона о банкротстве был предметом проверки Конституционного Суда РФ в ином аспекте, а в настоящем споре речь о другом.

Конечно, уровень аргументов ВС РФ впечатляет, ведь действительно в абз. 9 п. 1 ст. 126 Закона о банкротстве не написано кто снимает эти аресты, просто указано «снимаются». Если бы законодатель хотел, чтобы эта норма работала, он бы этот вопрос обязательно уточнил, а коль скоро этого нет, то толковать это нужно в максимально обременительном для кредиторов и должника ключе.

Обсуждаемая проблема настолько распространена, что некоторые должники даже умудряются реализовать арестованное имущество должника с торгов, но потом не могут исполнить этот договор, из-за чего возникают споры. Например, в марте 2022 года Судебная коллегия по экономическим спорам ВС РФ рассмотрела жалобу индивидуального предпринимателя, который требовал от финансового управляющего вернуть перечисленный задаток, ссылаясь на то, что после приобретения имущества покупатель узнал о наличии ареста в уголовном деле, о чем его никто не предупредил. ВС РФ поправил суды нижестоящих инстанций, отказавших в удовлетворении иска, отметив, что невозможность передачи права собственности на недвижимое имущество, на которое наложен арест в рамках уголовного дела, позволяет покупателю отказаться в одностороннем порядке от договора купли-продажи, заключенного по результатам торгов[13]. Анализировать вопрос о том, что, строго говоря, этот арест давно должен был быть снят судебная коллегия не стала.

К проблеме соотношения ч. 3 ст. 115 УПК РФ с абз. 9 п. 1 ст. 126 Закона о банкротстве можно относиться по-разному, но второй вопрос, который должен был получить оценку, но не был проанализирован со стороны судебной коллегии в деле Меттрейда, это почему в принципе Фонд как кредитор претендует на привилегированный статус в отношении спорного имущества.

Как справедливо подметил один из специалистов, складывается ситуация, в которой для получения компенсации имущественного вреда выгоднее находиться на стороне потерпевшего от преступления, нежели на стороне кредитора, которому обвиняемый банально не вернул долг. Если немного перефразировать, то становится выгоднее, чтобы в отношении тебя совершили преступление, нежели не исполнили гражданско-правовое обязательно, что, конечно же, абсурдно[14].

Присоединяясь к этому наблюдению, стоит дополнить, что поощряемый ВС РФ подход к разделению кредиторов, на тех, кто успел арестовать имущество должника в уголовном деле, и тех, кто смиренно стоит в очереди, наблюдая за тем, как имущество «уплывает» мимо них, подрывает сами основы банкротного законодательства.

Как отмечает Е.Д. Суворов, назначение банкротства как специального режима расчетов с кредиторами в первую очередь состоит в реализации принципа равенства кредиторов, который с позитивной стороны проявляется в равном распределении массы среди равных и предоставлении им равного права на управление, а с негативной – в неравном распределении среди неравных и неравном управлении ими. Именно принцип равенства кредиторов является причиной появления банкротного права[15].

Постановление суда общей юрисдикции о снятии ареста и «определение его дальнейшей судьбы» к выгоде одного из кредиторов нарушает принцип равенства, который опосредован целым комплексом норм права, закрепленных в Законе о банкротстве. В этом смысле ВС РФ, с одной стороны, говоря об обязательности постановления суда общей юрисдикции, одновременно считает необязательными эти нормы, которые приняты Федеральным собранием РФ.

С политико-правовой точки зрения, дело Меттрейда не несет в себе никакого позитивного социального значения. Довод о наличии неких публичных интересов, которые присущи уголовным делам, не принимается. В том виде, как сейчас формируется практика, суды не видят никакой принципиальной разницы между обеспечительными мерами, наложенными в уголовном деле для обеспечения обычного гражданского иска или же последующей конфискации имущества в доход государства. С экономической точки зрения, арестованное в уголовном деле имущество, на длительное время выбывает из гражданского оборота. От этого проигрывают и кредиторы, и экономика в целом, при этом выигрывает отдельно взятый кредитор, опекаемый неким публичным интересом, содержание которого трансцендентно.

Наконец, третий вопрос, который ставит дело Меттрейда и оставляет его без ответа, это вопрос о том, с каких пор формулировка «запретить использование указанного имущества для иных целей, не связанных с обращением взыскания в рамках вышеуказанного исполнительного производства» или обстоятельства, установленные в уголовном деле влекут прекращение права собственности на имущество. Было бы неплохо проверить что это за такое основание для прекращения права собственности, участвовал ли Меттрейд в уголовном деле, отвечает ли он по обязательствам осужденного и является ли вообще это лицо бенефициаром Меттрейда. Учитывая специфику уголовного процесса, эти вопросы были далеко не приоритетными при рассмотрении уголовного дела. Что именно устанавливал суд при разрешении вопроса о снятии ареста тоже остается неясным.

Собственника фактически лишают его имущества в отсутствие какого-либо предъявленного к нему вещно-правового притязания, на основании некоего постановления о снятии ареста или приговора, где его мнение не особенно спрашивали. Такой подход противоречит конституционному принципу неприкосновенности собственности и с политико-правовой точки зрения также создает колоссальные долгосрочные риски для гражданского оборота.

Подводя итог, отметим, что это лишь первичный аналитический срез тех вопросов, которые возникают при ознакомлении с делом Меттрейда. Безусловно, эти вопросы требуют гораздо более глубокого теоретического осмысления. Тем не менее, сама их поставка, обсуждение уже вносят существенный вклад в поиск вариантов решения этих проблем.

[1] Определение Верховного суда Российской Федерации № 308-ЭС21-26679 от 20.04.2022 по делу № А53-24369/2019 // СПС «Консультант-Плюс».

[2] Постановление Пятнадцатого арбитражного апелляционного суда от 14.08.2021 по делу № А53-24369/2019 // СПС «Консультант-Плюс».

[3] Постановление Арбитражного суда Северо-Кавказского округа от 23.11.2021 по делу № А53-24369/2019 // СПС «Консультант-Плюс».

[4] Федеральный закон от 26.10.2002 № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» // Собрание законодательства РФ. 2002. № 43. ст. 4190.

[5] Федеральный конституционный закон от 31.12.1996 № 1-ФКЗ «О судебной системе Российской Федерации» // Собрание законодательства РФ. 1997. № 1. ст. 1.

[6] Постановление Пленума ВАС РФ от 22.06.2012 № 35 «О некоторых процессуальных вопросах, связанных с рассмотрением дел о банкротстве» // Вестник ВАС РФ. 2012. № 8.

[7] Кравченко Т. Споры о банкротстве: правовое положение кредиторов // Новая бухгалтерия. 2012. N 11. С. 114 - 142.

[8] Определение Верховного Суда РФ от 09.02.2016 № 33-КГ15-24 // СПС «Консультант-Плюс».

[9] Определение Верховного Суда РФ от 20.08.2020 № 309-ЭС20-2354 (1, 2) по делу № А50-23227/2018 // СПС «Консультант-Плюс».

[10] Постановление Конституционного Суда РФ от 31.01.2011 № 1-П «По делу о проверке конституционности положений частей первой, третьей и девятой статьи 115, пункта 2 части первой статьи 208 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации и абзаца девятого пункта 1 статьи 126 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)» в связи с жалобами закрытого акционерного общества «Недвижимость-М», общества с ограниченной ответственностью «Соломатинское хлебоприемное предприятие» и гражданки Л.И. Костаревой» // СПС «Консультант-Плюс».

[11] Определение Верховного Суда РФ от 25.01.2021 № 301-ЭС20-21441(2) по делу № А29-894/2019 // СПС «Консультант-Плюс».

[12] Определение Верховного Суда РФ от 18.08.2021 № 306-ЭС21-5579 по делу № А65-10282/2020 // СПС «Консультант-Плюс».

[13] Определение Верховного Суда РФ от 03.03.2022 № 305-ЭС21-18687 по делу № А40-51969/2020 // СПС «Консультант-Плюс».

[14] Писаревский И.И. Наложение ареста на имущество должников-банкротов по уголовным делам в контексте столкновения частных и публичных интересов // Вестник экономического правосудия. № 12.

[15] Суворов Е.Д. Принцип равенства кредиторов как инструмент выявления злоупотреблений в банкротстве: равное равным, различное различным // Закон. 2020. № 9. С. 39 - 52.